Юмор
Леонид Филатов. - Сукины дети
Скачать Леонид Филатов. - Сукины дети
*
...В одном из многочисленных театральных переходов дорогу актерам
внезапно преграждает группа угрюмых пареньков в чехословацких костюмах.
-- Отдайте камеру! -- негромко требует один из них, судя по виду,
старший.
-- Разве она ваша? -- кротко удивляется Левушка и прячет фотокамеру за
спину.
-- Отдайте камеру! -- не повышая голоса, повторяет старший.
-- Лева, пас! -- кричит Игорь, неизвестно когда и как оказавшийся за
спиной у "чехословацкой" группы, и вытягивает руки: дескать, ловлю!
Левушка неловко кидает фотокамеру Игорю. Тот едва успевает поймать ее и
тут же получает сокрушительный удар в переносицу. Удар, надо сказать,
профессиональный, потому что Игорь валится наземь, как сноп. Истошно
визжит Сима, Левушка бросается Игорю на помощь, но двое бравых пареньков
мгновенно заламывают ему руки.
Старший вскрывает камеру: камера пуста, пленки нет.
-- Где пленка?
Левушка с заломленными назад руками пожимает плечами:
-- А ее и не было...
По знаку старшего Левушку быстро ощупывают -- пленки нет.
-- Я ж вам сказал: не было. Шутка!..
Старший коротко размахивается и в сердцах расшибает камеру о стену.
Всхлипывают осколки. Вся операция занимает не более нескольких секунд.
Потрясенные и притихшие, стоят в театральном переходе артисты.
А слаженная группа "бойцов невидимого фронта" молча удаляется по
пустынному коридору.
*
...В кабинете директора хлопочут врачи. Бледный Юрий Михайлович в
расстегнутой рубахе лежит на директорском диване.
-- Сволочи! -- не может успокоиться Анна Кузьминична. -- Нет, я этого
так не оставлю!.. Я натравлю на них прокуратуру!
-- Успокойтесь, Анна Кузьминична! -- директор дрожащими руками наливает
в стакан воды. -- Выпейте тархунчику!.. Артисты погорячились... Они люди
нервные!..
-- Оставьте! -- Анна Кузьминична отталкивает стакан. -- Таким нервным
место в Лефортове, а не на советской сцене! Будь моя воля, я бы их...
-- Анна Кузьминична, -- просит с дивана Юрий Михайлович, -- соедините
меня с Николаем Андреичем! А вы, Петр Егорыч, соберите труппу на последний
разговор...
*
В репетиционном зале -- звенящая тишина. Тишина, чреватая взрывом. Юрий
Михайлович говорит внятно и раздельно, проверяя доходчивость сказанного
внушительными паузами, -- точно швыряет камешки с обрыва, всякий раз
терпеливо дожидаясь, когда снизу донесется глухой стук...
-- Я хотел бы довести до вашего сведения, что руководящие инстанции,
получившие подробную информацию о ненормальной ситуации, создавшейся в
вашем коллективе, настаивают на немедленном расформировании труппы. В
ближайшие дни в театре будет работать специальная комиссия из
представителей партийных и советских органов совместно с представителями
общественности, которая все тщательно взвесит и разберется в безобразиях,
которые здесь происходят...
Юрий Михайлович встает из-за стола, давая понять, что обсуждать
сказанное не входит в его намерения. Он знает, что речь его произвела на
аудиторию самое сильное впечатление, и возможные прения могут это
впечатление ослабить. Но он не знает, что последняя точка в сегодняшнем
разговоре будет поставлена не им...
-- Простите! -- звонким голосом говорит Левушка. -- Но прежде чем вы и
ваши коллеги покинете этот дом, мы тоже хотели бы довести до вашего
сведения кое-что. В знак протеста против незаконных и антигуманных
действий руководства по отношению к нашему коллективу, мы объявляем
голодовку!..
-- Что они объявляют? -- переспросила Анна Кузьминична, не умея сразу
переварить пугающий смысл услышанного.
-- Голодовку! -- Юрий Михайлович сверлит Левушку немигающим взглядом,
как факир, внезапно разучившийся заклинать кобру.
-- Наши требования! -- продолжает Левушка. -- Первое. Немедленно
аннулировать приказ об увольнении актеров. Второе. Восстановить в
репертуаре все спектакли Рябинина. И, наконец, третье. Вернуть Рябинину
советское гражданство и должность художественного руководителя театра.
Пока эти требования не будут выполнены, мы прекращаем с вами всякие
переговоры. В ответ на возможные попытки остановить голодовку силой, мы
вынуждены будем прибегнуть к самосожжению.
-- К чему прибегнуть? -- снова не врубается Анна Кузьминична. Видимо,
слово "самосожжение" кажется ей некоей литературной метафорой.
-- К самосожжению! -- раздраженно отвечает Юрий Михайлович. Похоже, он
и сам не может до конца поверить в серьезность всего происходящего.
-- Что же касается лично вас и вашей компании, то мы предлагаем вам в
течение пятнадцати минут покинуть помещение театра. -- Левушка смотрит на
часы. -- Сейчас в подвале находятся трое наших товарищей. У них есть
пакля, газеты и канистра с бензином. Если через пятнадцать минут вы еще
будете находиться в этом здании, они, не дожидаясь дополнительного
сигнала, совершат акт самосожжения.
-- Тоже фокус? -- тихо спрашивает Юрий Михайлович. -- Как с пленкой?..
-- Приглашаю вас лично убедиться в том, что это не выдумка, но не
дольше, чем в течение тех же пятнадцати минут.
-- Товарищи, -- после долгого молчания снова тихо говорит Юрий
Михайлович, -- вы отдаете себе отчет... Это же политический шантаж...
Неужели все в театре поддерживают эту дикую провокацию?
Юрий Михайлович обводит глазами присутствующих. Венецианский карнавал.
Лысая гора. Съезд шизофреников. Даже у детей -- глаза, как у леших.
-- Вас устраивает такой ответ? -- после выразительной паузы
интересуется Левушка. -- Или все-таки хотите посмотреть подвал?
Ситуация преглупейшая... Поддаться на провокацию, потребовать
доказательств... Снова стать общим посмешищем...
-- В таком случае, -- продолжает Левушка, -- не смеем вас больше
задерживать. Боря!.. Игорь!.. Проводите товарищей... У нас слишком мало
времени, -- он деловито смотрит на часы.
*
...Группа "товарищей", эскортируемая стрижеными мальчиками в
чехословацких костюмчиках, безмолвно движется по театральному тоннелю в
направлении служебного входа...
*
...А в театре уже происходит нечто невообразимое!.. Актеры тащат
театральную мебель... Баррикадируют двери... Заколачивают окна... Рабочие
сцены стараются вовсю.
Театральный столяр Кондратьич, красноносый и вечно пьяненький,
прилаживает к заколоченной двери леденящий кровь плакат: "Осторожно!
Заминировано!"
-- Хорошо придумал! -- хвастается Кондратьич. -- Теперь пусть только
сунутся!..
-- Что значит "заминировано"? -- холодеет Левушка. -- Здесь же дети!..
-- Да что ты, Левушка! -- хохочет столяр. -- Это же так, бутафория...
Для острастки...
-- Тут некого стращать, старик, -- строго говорит Левушка. -- Стращать
надо тех, кто снаружи...
-- Тоже правильно, -- соглашается огорченный Кондратьич. -- Светлая ты
голова, Левушка!..
*
...В театральном фойе собралась вся труппа. Сейчас актеры без грима, и
можно впервые рассмотреть их лица. Усталые, землистого цвета, с синими
кругами под глазами.
-- Хорошенько подумайте, братцы, -- взволнованно говорит Левушка. --
Те, кто хочет уйти, могут уйти. В первую очередь, конечно, следует увести
отсюда детей. Тех, кто считает необходимым остаться здесь -- прошу подойти
ко мне!.. Без обид, братцы...
Из толпы выходят Татьяна, Сима, Боря...
-- Товарищи! -- директор, как обычно, складывает руки умоляющей
лодочкой. -- У вас у всех есть семьи, родители, дети... Подумайте, если не
о себе, так хотя бы о них!..
Из толпы выходит Гордынский.
-- Если будет позволено, -- тихо говорит он, обращаясь к Левушке, -- я
бы хотел остаться. Обязуюсь подчиняться общей дисциплине.
-- Оставайся! -- Левушка пожимает плечами. -- Каждый имеет право
защищать свою честь. Если, конечно, она у него имеется...
Вслед за Гордынским из толпы выходит Федяева. Потом Андрей Иванович с
Эллой Эрнестовной. Немного погодя к ним присоединяются супруги Тюрины.
Выходит Гвоздилова.
-- Елена Константиновна! -- Левушка приятно ошарашен. -- Вы хорошо
подумали? Ваш выбор может иметь для вас самые серьезные последствия...
-- Вы -- эгоист, Лева, -- усмехается Гвоздилова. -- Все норовите
героически умереть в одиночку. А другим, между прочим, тоже хочется войти
в историю...
Из толпы выпархивают Аллочка и Ниночка, за ними, не выпуская из рук
драгоценного патефона, выходит Дрюля.
-- Дрюля! -- радостно удивляется Тюрин. -- Ты-то куда со своим
патефоном?.. Ты же вне политики!
-- А при чем тут политика? -- меланхолически отвечает Дрюля. -- Если
мир раскололся без моего участия, то надо же мне где-то быть. Так уж лучше
с вами.
-- Товарищи! -- взывает директор. -- Еще не поздно остановить эту
дурацкую комедию!.. Я уверен, если мы извинимся перед Юрием Михайловичем
-- нас простят...
Директор продолжает говорить, а из толпы выходят все новые и новые
люди. Актеры, бутафоры, осветители, монтировщики...
