Драма
Фридрих ГОРЕНШТЕЙН - Куча
Скачать Фридрих ГОРЕНШТЕЙН - Куча
Однако на мольбы людские о помощи знахарь ответил: "Другый раз нэ
пидманэш" - "Второй раз не обманешь".
Не говорят ли нам то же самое тени замученных, отлученных, оскорб-
ленных врачевателей наших?
Но мы не слышим, уши наши мертвы, и живем мы не душой, а рефлексами
головного мозга, двигаясь от обезьяны к лопуху, даже если лопух этот
приобретает формы пышных государственных похорон-празднеств вокруг то-
го, кто еще при жизни обратился в прах. Так что правильней было бы со-
общать: "Гроб с телом праха..."
Тому, кому при жизни воздаются мирские, фараоновы почести, не воз-
дается почесть Божья. Сердце его лопается, как механическая пружина
дешевого будильника-жестянки. И вовек не услышать ему Божьего "до",
вовек не зазвучать в нем струне в ответ на Божий резонанс. Однако
иногда, в момент сильной душевной боли, это может произойти даже с
отступником. Ибо сильная душевная боль как-то отдаленно воссоздает еще
при жизни тела момент его смерти.
Это может произойти с тем, кто, будучи нечист, жаждет очищения, как
пересохшая гортань среди жара раскаленного песка жаждет глотка воды.
И едва Аркадий Лукьянович услышал Божий звук, как слезы сами хлыну-
ли, наподобие долгожданного ливня, вымоленного крестным ходом.
В ту же минуту на вечернюю Москву, на ее крыши и мостовые обрушился
теплый праздничный ливень, отлакировав тусклый город и разбрызгав по
черному зеркальному блеску золотые капли.
Жена вошла в комнату, чтоб закрыть окно, оттуда повеяло влажным
ветром, однако Аркадий Лукьянович глазами показал ей: "Не надо". Он
хотел весь вечер остаться немым, соблюдать обет молчания, чтоб одноз-
начным словом не нарушать Небесной светомузыки, в которой Божий рояль
звучал в сопровождении плеска дождя и света городских огней.
Такова жизнь Аркадия Лукьяновича Сорокопута, человека бездетного, а
значит, завершающего целую ветвь на древе российской интеллигенции.
Жизнь, увиденная в период если не переломный, то по крайней мере неоп-
ределенный.
Нам бы, однако, хотелось предупредить упрек Аркадию Лукьяновичу в
рассудочности его мыслей и холоде его чувств. На это следует сказать,
что холод и тепло есть явления равноправные и равнорасположенные от
нуля - Абсолюта.
Всякому времени в природе ли, в культуре ли соответствует своя тем-
пература. Конечно, одним нравится зима, другим лето, одним горячая
плоть розовощеких простушек, другим вялый темперамент бледных аристок-
раток.
Речь, однако, не о личных пристрастиях. Когда холод окружающей сре-
ды заставляет жизнь притихнуть или даже замереть, она защищает себя
понижением температуры. Так бледный символизм приходит на смену розо-
вощекому реализму, а способ выжить становится явлением культуры.
Поговаривают, и поговаривают всерьез, о возможности замораживания
тел неизлечимо больных до лучших времен, используя мнимую смерть про-
тив смерти подлинной.
Не замораживает ли и символизм серебряным холодом своим культуру до
лучших времен, когда под новым Солнцем вновь расцветет розовощекое
Возрождение? Важно лишь, чтоб на серебре была полноценная, а не фаль-
шивая проба. Ведь культура не только рождается жизнью, но и рождает
жизнь, не только переносит образ из жизни в искусство, но и, наобо-
рот, из искусства в жизнь.
Учитывая все это, простим Аркадию Лукьяновичу Сорокопуту и кокетли-
вые мысли его жаждущего разума, и холодные слезы его иссушенных горем
горячих глаз. Измятый "кучей", он пытается хоть бы восстановить форму
в надежде, что когда-нибудь содержание разморозит ее.
Откуда возьмется это тепло, пока не известно. Надо лишь помнить,
что доброй рукой поданный стакан кипятка может временно заменить Солн-
це.
