Глава 1 Если бы Камиль Мажене был менее решительным человеком, он вряд ли поехал бы в Верде в тот дождливый осенний вечер. Городок лежал в добром часе езды на машине к югу от Парижа, и Мажене не рассчитывал возвратиться домой до полуночи. Но дело было слишком важным, чтобы откладывать его на утро. Да и Габриэла могла подождать. Впереди у них был целый день, и какой-то час ничего не изменит.

В служебных помещениях уголовной полиции на набережной Орфевр, в грязных коридорах, в слабо освещенных и скудно обставленных кабинетах царила гнетущая атмосфера, точно в палатах ночлежки или больницы для неимущих. На деревянных скамейках, скорчившись, тупо глядя в пространство перед собой, сидели мелкие мошенники, воры, сводники, девицы легкого поведения, шулеры и прочие обитатели задворок преступного мира, составлявшие предмет основных забот полиции. Сенсационные происшествия были здесь крайней редкостью.

Дом Мажене находился в Медоне, вдали от улицы, в парке, поросшем могучими дубами и буками, которым, должно быть, перевалило за сто лет. Среди деревьев неясно вырисовывался пруд. Дорога, ведущая к дому, была обсажена тополями. Между ними на пьедесталах высились копии античных скульптур.

Примерно в это же время Аристид Ламбер тоже решил навестить антиквара Гранделя. Эрера Буайо была дружна с ним, возможно, он знал, где она находилась.

Ситерн был полной противоположностью Пери. Он был не женат, его сухое лицо с непомерно длинным носом казалось опечаленным. И хотя ему было только сорок, у него на голове почти не осталось волос. Ситерн всегда ходил сгорбившись, говорил тихо и жил в постоянном страхе что-либо упустить по службе, старался выказать ревностное отношение к делу и честность. Невысокий, на голову ниже жизнерадостного Пери, он был его лучшим другом. Они много лет проработали вместе и знали, что могут во всем положиться друг на друга. Оба страстно любили шахматы, причем Пери после хорошо разыгранного дебюта практически всегда получал мат, так как делал ходы беспечно. Ситерн был убежден, что и сегодня Пери хочет сыграть с ним партию, и потому удивился, ког...

Пока Пери и его помощники обыскивали антикварный магазин, Грандель обсуждал дела с генеральным директором страховой компании "Меркюр-Франс". Это было одно из самых крупных и солидных страховых обществ в Париже.

Одной из слабостей Пери было купание в ванне. Он мог часами лежать в горячей воде, слушая радио, читая книгу или просто напевая песенку. Из этого благодушного состояния его выводило лишь одно - когда его пятилетний сын начинал проситься в туалет. Тогда, подавляя смех, Пери кричал сквозь закрытую дверь:

Гранделя не столько беспокоил визит Пери, сколько появление Ламбера. Он, правда, заручился обещанием Де Брюна заставить навсегда замолчать Табора, но прежде его надо было отыскать, а Де Брюн - не волшебник. После того как Грандель получил от Табора первое письмо и этот идиотский холст для большей убедительности требований, антиквар убрал из своей квартиры и магазина все, что могло его скомпрометировать. После внезапной смерти Мажене предмет шантажа Табора в буквальном смысле канул в воду. И все же Гранделя беспокоило, что Пери или этому Ламберу удастся через Табора разыскать Эреру. Наверняка Табор лишь понаслышке знал, что происходило в доме на улице От, а слухи юридической силы не имели, другое дело, если заговорит сама Эрера... В ...

Когда Пери и его двое инспекторов, на этот раз на основании официального ордера, вновь обыскали антикварный магазин Гранделя, результаты поначалу были весьма скромными. "Мадонна" Джотто исчезла, исчез из тайника и холст.

Когда Анджело Табор приехал в Монтваль, близился вечер. Туманные, серые сумерки, загаженная булыжная мостовая, покосившиеся крестьянские дома - еще сильнее удручали художника. С тех пор как он возвратился из Рима и познакомился с Гранделем, у него редко бывало хорошее настроение. Мать Табора, по прозвищу Гусыня-Мирдо, была из тех немногих крестьянок, которые ни разу в жизни не покидали родных мест. Да и куда ей было ехать в свои семьдесят? Она одиноко жила на берегу заросшего травой мельничного ручья, где у нее были хибарка и сарайчик для гусей, построенные на деньги Анджело.

После неудачи в Верде Де Брюн решил лично заняться этим делом. Но ему необходимо было заручиться согласием Авакасова. Авакасов относился к тем немногим людям, перед которыми Де Брюн испытывал животный страх. Он знал, что власть этого человека почти безгранична и того, кто серьезно раздражал его, он уничтожал. Хотя старик и жил затворником в древнем монастыре, который купил в родной греческой деревушке, перевез во Францию и восстановил в Жанвиле, в делах и в отношении к людям он был отнюдь не сентиментальным, как и в те времена, когда поставками оружия во Францию и одновременно ее противнику, кайзеровской Германии, заложил краеугольный камень своего огромного состояния.

Когда Табор прибыл в Клинкур, багровые лучи заходящего солнца пробивались между двумя грядами облаков, серое небо отделяла от моря кроваво-красная полоса. Еще полвека назад Клинкур был аристократическим морским курортом с всемирно известным казино. Туда съезжалась французская знать, богачи из Англии и России. Теперь новые, современные курорты отняли у потускневшего Клинкура отдыхающих. Большинство помпезных отелей обанкротилось, остальные пустовали, ожидая сноса.

Пери сидел в кабинете и пристально разглядывал дыру от гвоздя в стене. Год назад он вбил его, чтобы повесить игрушечного паяца, которого купил в магазине. Смешная игрушка оживляла казенную обстановку кабинета. Пери, улыбаясь, дергал иногда потешного человечка за веревочку, и тот выделывал забавные фигуры, будто танцевал. Какая-то уборщица стянула паяца, по-видимому, для своего сынишки или внука.

В два часа ночи Пери приехал в Клинкур. Чтобы снять усталость, он выпил чашечку кофе и тотчас отправился на место преступления. Комиссия по расследованию убийств из Руана уже закончила свою работу. Старый автомобиль Табора откатили в сторону, и лишь несколько меловых знаков да огромное темное пятно крови на асфальте, видневшиеся в свете фонарей, напоминали о происшествии.

Иппокрит Варе, несомненно, был мастером своего дела. Даже у дипломированного инженера при виде древнего рыдвана, под которым тот ловко орудовал гаечными ключами, когда Пери вошел в автомастерскую, опустились бы руки. Пока Варе, выбравшись из-под машины, не снял с головы кепи, открыв седые, коротко остриженные волосы, трудно было сказать, что ему уже под шестьдесят. На первый взгляд, он казался человеком обыкновенным: коренастым, с круглым, веселым лицом, с лукавыми глазами и оттопыренными ушами.